14 марта. Монашеский постриг

14 марта 2015 года после всенощного бдения наместник монастыря архимандрит Андрей (Крехов) по благословению Его Высокопреосвященства, митрополита Рязанского и Михайловского Вениамина, совершил постриг в монашество инока Аркадия (Фирсова). Новопостриженному было наречено имя Алексий, в честь святителя Алексия, митрополита Московского, память которого празднуется 25 февраля по новому стилю.

Митрополит Антоний Сурожский. Слово о монашестве

(фрагмент)

Епископ Феофан Затворник в одном из своих сочинений говорит: «Бог да душа — вот монах». Бог да душа, живой Бог и живая трепетная душа, преклонившаяся перед Богом, познавшая и возлюбившая так, что все на свете для этой души померкло, а сияет только Божия любовь. Бог да душа — это значит, что все содержание жизни монаха, все устремление его жизни — к Богу. Но это совсем не означает безразличия, холодности и отсутствия любви к твари и, особенно, к человеку. Об этом нам говорит дивный пример афонского старца Силуана, умершего в 1937 году. Он рассказывает о себе, как однажды, сидя со старцами монастырскими, ему был поставлен вопрос: «Каким это образом мы все наблюдаем над работниками, а они работают вяло, неохотно; а ты за ними не следишь, не ходишь, не проверяешь, но у тебя они работают от всей души?» Старец сказал, что ответа у него на это, собственно, нет — он может только объяснить, что он делает… И он рассказал, что перед тем, как выйти к работникам и раздать им дневную задачу, он долго — о всех и о каждом — молится. Затем он приходит к ним, и сердце его открыто любовью, радостью, нежностью… И каждому он дает труд по силам. А затем все часы, которые они употребляют на работу, он посвящает молитве о каждом. Он рассказывает, что стоит перед Богом и говорит: «Господи! Помяни раба Твоего Никиту. Ему всего немножко свыше 20 лет. На Афон он пришел из-за голода, потому что его деревня очень бедна. Он оставил за собой молодую жену, годовалого ребенка. Как у него разрывается сердце, как он тоскует по ним! И он неграмотный, и она — значит, в течение года-другого он ничего о них знать не будет. Утешь его скорбь, защити его жену от всякого соблазна, защити и ребенка их!..»

«И так, — говорит старец, — я молюсь. И чем глубже, тем сильнее я чувствую присутствие Божие — до того момента, когда вдруг вся земля для меня исчезает — ничего уже не вспоминается, а только Господь. И меня, как потоком, уносит в глубины Божии. И там, в глубинах Божественной любви, я снова лицом к лицу с Никитой, с его женой, с его ребенком, с его деревней, со всей скорбью и нуждой; но уже не моей любовью я их люблю, не моей молитвой я о них молюсь, а любовью Христа и молитвой Спасителя. И возвращает меня Господь снова на землю, и с новой любовью, новым состраданием я начинаю молиться и о других. И снова уносит меня молитва в глубины Божии; и снова я в этих глубинах встречаю нужды земли и плачу о ней».

Вот нам пример молитвенного подвига, отрывающего нас, как будто, от всякой земной заботы; но на самом деле он не отрывает нас от сострадания, от любви к людям. Этот подвиг должен нас заставить все земное забыть для Бога и только с Ним вернуться на землю, вернуться любовью — подвижнической самозабвенной любовью и состраданием ко всей твари. А путь этот долог и, порой, суров.

В наставлении, которое говорится монашествующему перед постригом, дается строгая картина того, что должен ожидать монах или монахиня перед постригом. Это радостное слово, возвещающее нам, насколько и каким образом мы можем последовать за Христом, уподобиться Христу, пройти Его путем. Можно вспомнить слова Самого Спасителя, обращенные к Иоанну и Иакову, на пути в Иерусалим в Страстные дни: хотите ли вы пить Мою чашу, готовы ли вы ее пить? Согласны ли вы погрузиться в тот ужас страданий, который Мне предстоит? И если мы отвечаем: «Да», то этот подвиг монашеский становится для нас радостью. Это делается нашим приобретением — и скорби Гефсиманской, и Жизни, и Христа. Это дивный путь! Это путь в жизнь — через Гефсиманский сад, и Крест, и сошествие во ад; но потом будет Воскресение и Вознесение ввысь с Богом — Воскресшим Господом нашим Иисусом Христом!

И нас спрашивают в начале монашеского подвига: берешься ли ты, обязуешься ли ты остаться в этой обители всю жизнь? И, кажется, что это обещание заключается только в том, чтобы пребыть среди данной братии или данного сестричества, чтобы никуда не уйти. На самом деле, речь идет о гораздо большем: не уйти никуда — это значит стать перед Богом — раз и навсегда! — зная, что если я не найду Бога здесь, я нигде Его не найду. И нечего искать Его по всей земле. Он тут! — если только раскроется подвигом твое сердце — крестным подвигом, любовным подвигом… Стой перед Богом! Стой неподвижно!